Приехавший к нам «артист» Чириков взялся вместе с любителями драматического искусства устроить для бакинцев спектакль с танцами в четверг 29 декабря в зимнем зале артистического общества. Для этой цели он  выбрал одноактные пьесы: «Безденежье» Тургенева и «Трагик поневоле» Чехова[i], объявил в газете, заказал афиши, и готово. Настал назначенный день. Публика с нетерпением ожидала, что преподнесет «дорогой гость». Скучное и без того по содержанию «Безденежье» при участии Чирикова навело такую скуку на зрителей, что они, не дождавшись конца действия, покидали зал. В Ð–азикове, роль которого исполнял сам Чириков, не было ничего тургеневского; кроме того, исполнитель его говорил роль совсем не по книге: где у Тургенева начало, то у него делалось концом и обратно. Артист перед нами не играл, а скорее читал под суфлера. Да и товарищи его, бог знает откуда наскоро навербованные, не уступали своему антрепренеру. Из них единственно выделился г. Аминов, который был бесподобен в роли типичного русского слуги Матвея.

Немало шуму наделала на сцене выведенная собака. Еще с начала действия она за кулисами визжала и прыгала, а как привели ее на сцену, то она бросилась на суфлерскую будку, стащила зубами книгу и чуть было не опрокинула самую будку.

И только благоразумие Чирикова «уходи, уходи скорее!» спасло и суфлера, и сцену; благо же «человек с собакой» избавился от своей длинной роли. Сами артисты нам говорили, что до начала спектакля они и не думали о собаке и только в театре достали ее у одного солдата, и то такую «буйную»!

Напомним Чирикову, что эту же самую пьесу ставили месяца полтора тому назад ученики-мусульмане и разыграли ее превосходно. Халатное отношение артистов к своим обязанностям дало, понятно, такие печальные  результаты. На этом, казалось бы, и довольно сраму! Но нет! Нужно было поставить еще чеховского «Трагика поневоле». И тут неслыханное сокращение: монолог Толкачева, в роли которого выступил сам г. Чириков, занимающий в книге ровно 3 с полов, страницы (см. соч. Чехова, т. XIII, с. 112) был совершенно пропущен, и «Трагик поневоле», таким образом, невольно превратился и в «Комика поневоле»; на сцене мы видели только бегающего за Мурашкиным Толкачева, и на этом конец (действие продолжалось более 2 минут). Но тут опять беда: занавес зацепился за гвоздь и не спускается.

- Почему это у вас сегодня все неудачи? – спрашиваю я у одного знакомого, участвующего в спектакле.

- Да потому, что мы и не готовились к нему: у нас не было ни одной репетиции.

Этот случай напоминает печальную историю с фокусником Онегиным, имевшую место в нашем городе два года тому назад. По окончании спектакля молодежь осталась на танцы, а большая часть публики с озлоблением ушла из залы, приговаривая: «Ну, вечер! Ну, Чириков! Умел артистом себя называть!»

И подлинно! Обидно даже, что наш гость однофамилец писателя Чирикова.

«Каспий», 31 декабря 1905 г., â„– 245